Петербург - Страница 99

К чему еще моряки на кораблях относятся неоднозначно? К свисту!

Тут замешены все те же древние боги. Они вообще много где напакостить успели. Был у Посейдона, бога морей, сынок Тритон, работающий горнистом при армии волн и ветра. Куда Тритон свистит, туда воинство морское и идет в атаку. Чем дольше свистит, тем сильнее ветер и волны.

Люди не преминули взять на себя, тихонечко, так сказать, из-под полы, часть божьего промысла. У капитанов кораблей в специальных ритуальных сундучках хранились раковины, которыми они в штиль пытались вызвать ветер нужного направления. Однако, дозволялось это только капитану, как первому после бога на судне. Бесконтрольный свист на палубе приравнивался к призыву ветров с разных направлений, что закономерно должно было привести к шторму. Таких свистунов порой выбрасывали за борт, на правеж к Посейдону. А в мое время просто смотрели очень косо и недобро.

Вокруг штиля и ветра крутится масса иных суеверий и примет. Например, для вызова ветра нужно было чесать мачту, с той стороны, откуда нужен ветер — почему так — кануло во тьме веков, но мачту старательно чешут все яхтсмены моего времени, даже, бывает, помогает.

Еще для вызова ветра бултыхали шваброй в воде, волну разгоняли и ветер приманивали. А с появлением ветра — швабру прятали в трюм, и лишний раз не светили. Все приборки в море рекомендовались только в безветрие или маловетрие, что для кораблей той эпохи считалось штилем.

Поморы в безветрие еще практиковали заговаривать ветры, делая засечки на специальной «заговорной» ветке, которую кормчий потом бросал через голову в море, говоря ласковые слова супруге нужного ветра, и ругая супругу ветра противного. Вот так вот! Не с самими ветрами договаривались, а с их женами. Говорит о менталитете.

О приметах часами рассказывать можно. Как и о традициях. Золотая серьга в ухе — значит, моряк прошел через мыс Горн. Татуировки на удачу — их даже на поморах видел. Самые распространенные татуировки — якорь как символ моря, подкова и четырехлистный клевер, понятно к чему. Еще накалывали символ веры. Как это не утилитарно звучит, но чтоб было понятно, по какой религии хоронить найденного в море утопленника.

Хоронить в море считалось все же менее достойным, чем на земле. Говорили даже, что души моряков похороненных в море, не находили себе пристанища и вселялись в чаек, стонущих над судьбой. Посему, целиться, а тем более убить чайку считалось плохой приметой. Ну да мы не о гордой, белой птице, пристрастившейся в будущем к помойкам, а о символе веры. Особо ушлые матросы накалывали себе символ веры на спине. Считалось, что боцман, назначив порку за проступки, будет не так зверствовать кнутом — все же хлестать знак веры нигде не принято.

С боцманом много примет связано — так как большая часть инвентаря на корабле, это боцманское хозяйство. К примеру, садиться или ставить ноги на кнехт, считается «сесть на голову боцмана». Опираться руками на планширь было неприлично по той же причине — «… что ты боцмана щупаешь…» — на планширь облокачивались локтями или запястьями. Хотя, с планширем примета не особо прижилась.

Вот и стоял на баке Ястреба, по прошествии недельного перехода, опершись локтями на наветренный борт, подставив горящее лицо ветру и пытаясь разглядеть, что нас ждет впереди.

Ходовая неделя прошла спокойно, команды сбросили на обкатке пар и вошли в деловое русло. Погода стояла прекрасная — резкий порывистый ветер второй половины дня, которому наша эскадра низко кланялась мачтами, стихал под вечер до умеренного, и к утру засыпал, натягивая на себя одеяло туманов. Команда жила по воле ветра — засыпая вместе с ним, лениво прогуливаясь по палубе вечерами и резво растрясая обильный обед, носясь по воющим вантам в период самого игривого настроения погоды. Идиллия. Как давно мечтал об этом. Море вымывало накопившийся в душе шлак, восстанавливая целостную картину мира. Пусть эти политики делают что хотят, не дано мне быть атлантом и удержать все беды над Россией.

Впереди клубилась серая хмарь неопределенности. Впереди была Норвегия, а за кормой таял Кольский залив, сливаясь с береговой линией и ставя точку на первой тысяче километров пройденного пути. Впереди была Мечта, а за ней следовала Работа. Вот и ощущал в щемящей радости встречи с природой, грусть от неизбежной бойни. Могу обманывать себя как угодно, и убеждать, что мы просто помашем флагами в Балтийском море. Свои корабли постараюсь вернуть все. А вот на счет шведских, таких иллюзий не строил. А ведь там тоже люди. Надеюсь, они фаталисты как все христиане.

Рядом у борта встал фон Памбург, мы с ним теперь часто стояли молча на баке. А порой и не молча. Чем-то мне нравился этот кандидат в вице-адмиралы. Может своей нахрапистостью, а может пунктуальностью, которой у меня отродясь не было. Но наши отношения постепенно становились ровнее, хотя вряд ли когда-либо станут дружескими.

— Адмирал, до Вердё две склянки. Будут ли изменения в планах?

Русский язык голландца стал не просто разборчив, но где-то даже витиеват.

— Нет, Питер, все по плану. Апостолы на рейд — мы на ученья. Купцы просили два дня, для заключения новых договоров, в связи с тем, что торговлю поправляет война — дадим им это время.

Вице-адмирал откозырял, и сделал вид, что у него еще полно работы на маленьком острове по имени корабль.

Традиция отдания чести, привычным для меня способом, постепенно приживалась. Как и много других традиций, истоков которых не помнил сам, исполняя их на автомате. С той же рындой получилось неосознанно, даже не задумывался, используют колокол, чтоб отбивать на судне время, или нет. Раз в пол часа на судне должна бить рында, и точка. Это как не наступать на порог или комингс, входя в помещение — въедается до подкорки.