Петербург - Страница 275

275

Старичек-портной совсем засох, но от дел не отошел. Теперь у него работало два десятка подмастерьев, плюс еще стажировались мастера нашего поточного цеха одежды. Радовало, что московский свет теперь считал модным не то, что на послах иностранных одето, а удачные новинки именно этого мастера. Парики постепенно вытеснялись богатыми прическами и шляпками. Платья и камзолы стали ближе к моему восприятию, пришедшему из будущего, чем текущей французской моде. Для воспитанниц школы благородных девиц и валькирий вообще вошла в обиход форма, с приталенным коротким пиджачком и расклешенной юбкой-брюками.

Закрепляя успех — подговорил типографию начать выпуск журнала с картинками «Грация». Тираж будет небольшой, цены высокие, но раскупать будут, думаю, как горячие пирожки. Журнал для мужчин выпускать пока поостерегся, хотя, подозреваю, его бы раскупали еще быстрее. Картинки для журнала готовили «гравюрные», с ручным раскрашиванием. Но лиха беда начало …

С самими благородными девицами дело шло удивительно хорошо. Отрядил к ним на преподавание ревизий итальянцев, в том числе и отметившихся в Вавчуге — пусть делятся опытом. Со следующего года несколько выпускниц поставлю в штат губернатора Петербурга ревизоршами. Остальных пошлю проверять флот, корпус и заводы — будет у школы «летняя практика». А у меня — с чем сравнивать результаты моей и итальянской проверок. Да и чиновникам с управленцами станет полезно периодическое встряхивание — намекну им, что проверки станут ежегодными выпускными экзаменами в школах — это заставит подумать многих казнокрадов.

Сами итальянцы находились в состоянии оргазма от работы. Похожи мы с этим народом чем-то. Им близка концепция — «чем хуже дела, тем интереснее работа». На меня обрушивали шквалы первички, потрясаемой финансистами перед моим носом, в подтверждение их слов — как все плохо. Не обращал внимания — итальянцы, что с них взять?!

Зато картину итальянцы таки собрали из разрозненной мозаики. Кривобокую, но уже понятную. Теперь шло оформление паев, и прописывание схем с уставами. Эти бумаги обеспечили мне не одну бессонную ночь. Правил предоставленные варианты уставных документов и распределял вклады на фонды, которые планировал содержать за счет своей, практически основной, доли в банке и производственном союзе. С сильным удивлением выяснил, что моя доля гораздо больше, чем было вложено денег. Во как! Оказывается, можно вложить в производство сто тысяч рублей, но сделать его таким, что финансисты оценивают его уже в 3 миллиона. Приятно.

А вот составлять уставы фондов, на которые и перевожу свою долю, вышло занятием затяжным — и дело опять уперлось в людей. Ну ладно еще социальный фонд, как и планировал, отошел под мальтийцев. Но были еще фонды на обучение и исследования. И тому и другому не хватало программы действий и исполнителей, понимающих, что от них хочу. В результате составление программ и уставов этих двух фондов сбросил на Лейбница и параллельно на Ньютона, который, кстати, крайне заинтересовался вопросами существования организации, распределяющей гранты на исследования и экспедиции, а так же, оплачивающей обучение перспективным студентам. Лейбниц заинтересовался фондами меньше, видимо, поглощенный борьбой за царевича, или с царевичем — это как посмотреть. Академию явно начало лихорадить. Ничего. Температура у больного поднялась, значит, с болезнью борется.

Еще одной наработкой, куда деть деньги — стал призовой фонд. Еще по своим морпехам и морякам, а потом и по артелям заметил — хороший денежный приз — прекрасный стимул. Учредил ежегодное вручение небольших премий по всем направлениям. Придумывать ничего не стал, в моей истории был прецедент — Нобелевская премия. Умирая, Альфред Нобель завещал все свое имущество продать и деньги положить в банк. С процентов от этого вклада выплачивать пять ежегодных премий, по физике, химии, литературе, медицине, и за вклад в «сплочение наций». При этом он особо подчеркнул, что премия может быть выдана любому, не зависимо от национальности и страны.

У меня фонд получался пожиже, и ограничил его только границами России. Но отдельно написал, что всякий, кто считает себя достойным этих наград, может приезжать в Россию и оставаться тут работать, получая возможность стать лауреатом премии.

Переругавшись со скаредными итальянцами, и выжав из них все, что было можно — остановился на премиях по физике, математике, химии, медицине с биологией, социологии с психологией, экономике, литературе, обучении, изобретательству, созиданию, управлению и … религии. Ровно двенадцать пунктов — сакральное в это время число. Часть из них понятны, часть, пришлось подробно расшифровывать. Что значит созидание? А как наградить строителей уникального корабля или лучшего собора? Как сказать человеку или группе людей, что они лучшие в своем деле? А управленцы? Думаете легко вытягивать заводы из цейтнотов? А штабы или командиры во время войны? Словом, должна быть своя премия и у тех, кто строит, сеет, копает или детали точит — как должна быть премия тем, кто этим всем управляет и защищает. Обучение вынес в отдельную премию, так как, по моему мнению — учителя это скелет государства. Армия, его кожа, экономика его кровь, а вот скелет — это учителя. Выдерни костяк и от государства останется бесхребетная амеба, с кожей, кровью, может даже с мозгами — но сделать она ничего путного не сможет. Ведь любому мускулу, чтоб напрячься и совершить движение тела, нужна опора — кости.

Религию может, и не стал бы включать — но потом решил, пусть будет. Времена такие, народ не поймет. Да и значимость премии с этим пунктом возрастет.

275