Петербург - Страница 352

352

Улыбнулся, слегка грустно. Надо попросить гитару:

Дом наш, расколотый камень черных пород
Белый беспечный вьюнок повторяет излом
Время безжалостно сказку о нас сотрет
Вытравив золотом букв — «Побежденное Зло».

Петр, собственно, всю зиму этим и занимался — закрепляя чины и должности за оставшейся после меня командой. Честь ему и хвала. Ведь мог и своих людей расставить! Правда, своих людей он таки поставил — будут при заводах государевы «комиссары».

Поймал себя на том, что спокойно разговариваем с Петром, как в старые времена. Более того, мои мысли были в мемуарах, и больше всего ждал, когда монарх закончит пустопорожние разговоры и очистит помещение. Моя муза пряталась, при его появлении.

Половину написанного для Петра путевого дневника отдал Алексею. Рекомендовал прочитать, а потом сжечь. Петр не возражал. Алексей начал чтение прямо в каземате. А когда монаршее семейство, наконец, собралось на выход — царевич смотрел на меня долгим неверующим взглядом. Ничего, это он еще до самого интересного не дошел. Алексею, этой зимой, семнадцать исполнилось. Будем считать, это подарок ему на день рождения. А читать он любит.

Лето так и пошло, в нарастающем потоке информации. В каземате скапливались отчеты с заводов, отчеты об испытании броненосца, отчеты с верфей Вавчуга, Соломбалы, Севастополя, Ижоры. Приезжали за консультациями мастера, академики так вообще график лекций составили. Времени стало не хватать катастрофически.

Испытания броненосца выявили ряд огрехов, и показали его чудовищную огневую мощь. К счастью, в ближайшие пару лет он будет стоять в доках Беломорской базы на доработке. Списки на доработку — это отдельная тема, поток документации из Архангельска пошел рекой. И все равно. Мне есть, чем гордится! Кто еще может похвастать, что был отцом архангела? Пусть даже упоминаний об этом история не сохранит. И правильно. «Архангел Гавриил» был рожден трудом поморов, несколько лет рвавших жилы в ядовитом дыму эллингов, литеек и кузен. Фотографию Архангела поставил в иконостас фотографий на стеллаж. Долго смотрел на снимок кормы, на котором блестел лозунг, расшифровывающий имя Гавриил — «Бог есть моя сила». Мира тебе, Архангел.

Написание дневников замедлилось. Алексей приезжал еще два раза — забирал написанное, и обсуждал прочитанное. Смышленый парень вырос. Только подпортили его уже придворные. А может, это у него возраст такой.

Этим летом у меня создалось впечатление, что губернская канцелярия переехала с верхних ярусов форта в его казематы. Тезка, мерзавец, самоустранился, а у меня и так сон стал пятичасовым. Это у них новая форма казни?

Наибольшего внимания потребовали Соломбальские и Севастопольские верфи. На них строили большие проекты, а запаздывание отчет-ответ вышло просто сумасшедшим. Получалось, не столько управление, сколько констатация фактов. Хорошо, что кораблестроители у меня смекалистые.

Лето подходило к концу, промелькнув незаметно. Версию дневников для Петра дописал и отдал единственному читателю, а полная версия так и осталась незаконченной. Вместо нее плодились толпы пояснительных записок и «разъяснений». Рискнул даже написать большую докладную Петру — никакой политики, чистая экономика. Точнее, сравнительный анализ, что будет при разных способах использования людских сил и средств. Самое печальное, что свелся доклад опять к политике — лет через двадцать, в плохом варианте, будет развал, банкротство и большая война. Раз уж меня не казнили, не могу смотреть, как разваливается все созданное. Лучше пусть казнят.

Ответа не последовало, и своим чередом закончилось лето 1707ого года. Осенью придворная стая откочевала в Москву, хотя, город уже скоро будет готов принять этих птиц на зимовку. Со временем стало свободнее — сконцентрировался на вопросах Соломбальской верфи, где вовсю шло строительство новых судов, и Архангельского ледового кумпанства. Дописывал свой вариант дневника, подходя к последним годам моей эпопеи. Настроение вновь начинало портиться.

Новый год отметил с морпехами. Хорошо отметили. А иных новостей у сидельца быть и не может. Зима, снега, бумаги. Катание на коньках по Неве. Лыжи, опять же, становились популярны. На следующее лето намечена премьера в театре — появился шанс, за некоторые советы по механизации сцены, получить маленькую, закрытую ложу. Понятное дело, официально меня там не будет. Для большинства — безымянный, кровавый князь, сидит в оковах и струпьях. А может уже и в острог по этапу идет. Даже те, кто знают истинное положение дел, придерживаются официальной точки зрения. В боярстве вообще потише стало. Все недовольные ушли в глубокое подполье, так как Петр использовал меня как приманку, взяв на заметку самых крикливых — после чего последовали выводы и царское неудовольствие, подкрепленное обученными войсками. Упокоенный мной Абрам, хоть и был братом первой жены Петра, но нагадить успел самодержцу прилично. Можно считать, оппозиция осталась без лидера. Ну да это уже дела прошлые.

Зима не может длиться вечно. В Петербург пришли дожди, ледоход и первые корабли. Оживленно тут становиться. Весна всегда несет с собой надежду. Порой, ничем не обоснованную — просто надежду. Прилетели птицы, за ними дворяне. Город вновь ожил, наверстывая неторопливость зимней спячки.

27 мая 1708 года моя жизнь вновь приобрела смысл. В этот день каземат, сразу после заутрени, посетил царевич, с парой соратников своего ближнего круга. Как начинающий самодержец Алексей пришел налегке, загрузив пачками бумаг своих сопровождающих. Зато мне понравилась гордость, с которой царевич демонстрировал принесенные бумаги — мол, батюшка поручил ему самому поднимать это дело, и теперь Алексей хвастал первыми результатами, достигнутыми за зиму. Для первой самостоятельной пробы — можно сказать царевич справился идеально. Просматривал списки, перебегая от одной папке к другой. Выписывал на отдельные листочки явные ляпы. Чувствую, тут будет копать, не перекопать — на все лето возни. Просто бегло ознакомится, и то неделя потребна. А это лето в Петербурге станет напряженным.

352