Петербург - Страница 336

336

К счастью, Новый Год в Москве меня почти миновал, так как проводил много времени по государевым делам — общался с Макаровым, потом, по определенному нами списку, окучивал дворян на предмет новых должностей, структуры государства, задач, обязанностей, и вольностей.

На фоне этой работы шли привычные споры в академии, особенно когда речь зашла о формировании второй академии в Петербурге. Штабы флота и армии не отставали от ученых, стремясь подробно разузнать об их месте в новой структуре и взаимодействии с другими коллегиями. Купцы осаждали с аналогичными вопросами, причем, главных гостиных купцов посылать подальше было недальновидно — пришлось принимать приглашения отобедать, и опять просаживать горло в спорах. Не до пиров, словом. Портил печень только в первый день нового, 1706 ого, года, на государевом пиру, куда не придти возможности не имелось.

Тае повезло меньше, а может больше, это как посмотреть. Государыня затянула ее во дворец с концами, так что, виделись мы от силы пару раз в седмицу. При этом Тае пришлось участвовать во всех дворцовых мероприятиях, да еще обеспечивать здоровье и душевное спокойствие царицы, у которой супруг гулял на пирах по-молодецки.

Уезжал из Москвы в начале февраля, с тяжелым сердцем. Вроде и планов еще громадье, но желаний и сил рваться вперед — больше нет. И впереди меня ожидает только пустой, казенный дом. Большинство дел обрели свою жизнь, и своих поводырей. Даже Боцмана протолкнул на роль донского губернатора. Все меньше якорей держало меня в бухте этого времени.

Неторопливо ехал одвуконь в Архангельск, сопровождаемый парой морпехов. Не то, чтоб мне туда было очень надо — дела и там без меня не останавливались. Просто хватался за хоть какие-нибудь достойные цели, позволяющие чувствовать себя живым. Вот и указал себе считать таким делом доводку броненосца, и закладку на стапелях Соломбалы новых кораблей. Принципиально новых. Более того, это будет частный заказ, так как казна больше не потянет броненосцев в ближайшие годы, пока не раскрутиться маховик промышленности и торговли. Дозволение на закладку опытных кораблей за свой счет получил у государя, так что, проблем с губернатором Архангельска не предвиделось. Ну а сами корабли — это был концентрат всех освоенных верфями технологий, плюс еще один небольшой шаг вперед. Нельзя нам останавливаться, даже если денег в казне нет на диковины. Нет в казне — вложу все нажитое и натрофееное. Даже обстановку подмосковного поместья придется продать. С другой стороны — даже фараонам не удавалось унести свои богатства в загробный мир. Чего тогда жадничать-то?!

Зимняя дорога ложилась под тряску лошадей, мысли текли вялые, виды уже поднадоели, так как череда снежных полей и лохматых елей не может радовать полтора месяца подряд. Рано или поздно, дорога становиться просто размеренной сменой пинающегося седла, мерзлой ткани шатра, и пляшущих языков костра, хоть немного отгоняющих короля зимних дорог — холод. Разбойников по пути не встретили, за исключением стаи волков, которые не предложили выбор между кошельком и жизнью, приступив сразу к изъятию последней. Но волки переоценили свой голод.

Остальные хищники, как двуногие, так и с большим количеством конечностей, похоже, уже знали меня в лицо, так как хожу по этой трассе ежегодно, и связываться не желали. А зря. У меня было, чем поживится.

В Вавчуге задержался до конца марта — ну не мог проехать на верфи мимо своего завода. Встреча прошла приятно, но по одному и тому же сценарию, в конце которого меня ожидал дом, орущий уже двумя младенцами. Дети, это, безусловно, цветы жизни — но предпочел переехать в новенький, многоэтажный рабочий дом. Исключительно с целью оценки новых технологий жизнеобеспечения.

Завод, в очередной раз, возрождался из пепла, но управляющий заявил категорически, что в ближайшие пару лет не даст на другие заводы ни одного специалиста. Приход массы новых рабочих в цеха радовал, вот только уровень этих людей уже не соответствовал даже тому, что завод выпускает ныне. Брака стало изрядно, и несчастные случаи на заводе участились. Вывод — в идеале, года три-четыре заводу надо дать спокойно затягивать многочисленные прорехи. Что ж, мы ныне никуда не торопимся.

Поработав с мастерами, несколько улучшил свое настроение. Нельзя остаться равнодушным, видя, как растет твое детище. Задумок у мастеров было больше, чем у меня — оставалось только намекать на наиболее перспективные.

Завидев мою заинтересованность некоторыми диковинами — мне норовили немедленно подарить образец. От большинства подарков отказывался, но перед компактным пленочным фотоаппаратом не устоял. Правда, компактным он был по нынешним меркам, напоминая, со сложенной гармошкой объектива, половинку толстой книги. Но в седельную сумку такой механизм уже помещался, и пленки запасные, из уксусной целлюлозы, которую по аналогии с вискозой начали называть укозой, много не весили.

До кинокамеры оставался один шаг, и засел с мастерами за проектом совмещения часового механизма с фотоаппаратом. Ведь кинокамера, это просто фотоаппарат, который переводит кадр и снимает 24 раза в секунду. Технически, не очень то и сложно, разве что, часовой механизм должен обладать сильной пружиной, да пленка должна ползти не постоянно, а рывками — но те, кто хоть раз заряжал пленку в старый кинопроектор моего времени, представляют, как это сделано. А у меня, в пионерском лагере, был богатый опыт общения с проектором.

Почему именно 24 кадра в секунду? Это особенность нашего зрения — быстро вращающийся пропеллер, сливается для мозга в единый круг. Быстро «листаемые» перед глазами кадры оживляют движение без рывков. Мы в школе развлекались таким образом, рисуя в блокнотике серию, немного отличающихся друг от друга, картинок, а потом быстро пролистывая блокнот демонстрировали друг другу «мультфильмы».

336