Петербург - Страница 128

128

Тем временем коробочки капральств окутались плотными клубами дыма, выпуская по восемь сотен пуль каждые 20 секунд. Аккурат, на каждые 10 метров приближения строя свеев. А когда к перестрелке присоединились штурмовики, удвоившие плотность огня, за счет своей скорострельности — противник не выдержал, судя по беспорядочным крикам с той стороны и картинке в редких разрывах клубов порохового дыма.

Вскочил обратно на лошадь, велел передать приказ на прекращение огня и дозарядку. Минут десять у нас точно есть.

За спиной царил полный бардак — наши солдаты, шедшие на переправу, смешались и толпой бросились к мосту. Моим лосям, оставленным у переправы, явно предстоит много работы. Жаль, что одно боеспособное соединение — преображенцы — уже переправилось, а полки Вейде еще не подошли. Ну да ладно, как тут говорят — осилим с божьей помощью.

Но свеи были хорошими воинами, и десяти минут нам не дали. Беспорядочно мечущаяся конница как-то разом и неожиданно организовалась в плотную лаву, буквально колено к колену, и сплошной стеной накатила на наши щиты, стремясь войти в оставленные промежутки между капральствами. Попались! Не в лоб на ощетинившийся строй поперли, и не охватили кругом — а ударили напрямую, растопыренными, сильными пальцами!

Было страшновато. Особенно, когда конница накатила в упор, а лоси лихорадочно пытались заряжать каморы, снятые для перезарядки. И дернул меня черт за язык дурацкие приказы посреди боя отдавать!

Положение спасли медведи, до этого не принимавшие практически участия в бою.

Когда накатывающая конница начала подбивать копытами дергающиеся тела своей павшей пехоты, образовавшие широкий вал за 60 шагов до капральств — над щитами вспухли новые облака дыма, принесшие слитный рокот катречниц. Вышвырнувшие в сторону плотной конной лавы первые 10 тысяч 8ми мм картечин. Это отстрелялись центральные номера медведей. За ними, с небольшими промежутками, чтоб успели упасть первые ряды, загораживающие еще не побитого противника, ударили картечью боковые номера. Еще два раза по 10 тысяч картечин. И после этого гулко, захлебываясь, затявкали Дары, окончательно окутывая поле избиения пеленой дыма, милосердно укрывшего агонию людей и лошадей. Из дымного облака вылетели только разрозненные всадники, чудом избежавшие картечи. Но на этом их везение закончилось, и они падали, получая по несколько пуль от лосей. Некоторые всадники врубались в линию щитов, и их брали на штыки — и в капральствах начались потери. Но строй не дрогнул. Задние ряды конной лавы отвернули от страшного строя капральств, огибая его двумя рукавами, и разгоняясь.

Штурмовики всколыхнулись перестроением, перебегая с центра строя к его флангам, и присоединяя свой огонь к залпам товарищей, уже начавших выкашивать обходящую строй конницу. Слишком крупная мишень — всадник на лошади, да еще в профиль. А пять лет тренировок воспитали в морпехах неплохих стрелков. Да и сколько той конницы у Карла было — пара тысяч в первом лагере, да тысяча во втором. Ну и пехоты в два раза больше, чем конницы. По пять верховых на одного морпеха. А с учетом того, что больше половины выкосили медведи, вообще достаточно было двух точных выстрелов.

Жуткое зрелище. За 10 минут потери свеев практически сравнялись с нашими, за весь предыдущий день. Вокруг так и не сдвинувшихся с места капральств лежали груды стонущих тел и жалобно ржущих лошадей. Сердце замирало от дикости и кровавости картины. Не мое это, наземные битвы. Кишка у меня тонковата. Привык, что море укрывает страшные последствия баталий, и раненные в нем не мучаются, возносясь практически сразу. Да и полковник из меня хреновый — за все время боя отдал один единственный приказ, да и то дурацкий — хорошо, что капральства, а особенно морпехи, приучены воевать автономно.

Смотрел на побоище, и в памяти сами всплывали строки из «Бородино»:

Вам не видать таких сражений!..
Носились знамена, как тени,
В дыму огонь блестел,
Звучал булат, картечь визжала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
Гора кровавых тел.

Лермонтов знал, о чем говорил, хотя видеть такого явно не мог, все же на Кавказе таких сражений не вели. Боюсь, кабы увидел эту мешанину в живую — «Бородино» никогда бы не родилось.

Остатки конницы, рассыпавшейся по всему полю и до сих пор теряющие всадников под удачными выстрелами морпехов, втягивались на взгорок первого лагеря, а вот там наметилась суета. Похоже, выкатывали на прямую наводку орудия. Проверять, выдержат щиты картечь или нет — никакого желания не было. Привстал на стременах, высматривая шевеление лагеря свеев. Обернулся к вестовому драгуну. Прокричал.

— Пушки видишь? — драгун привстал на стременах — Скачи к штурмовикам, пусть дают еще один залп минами, а потом две сотни драгун туда, чтоб Дарами все почистили.

Драгун кивнул, и, ударив в бока лошади ногами, лихо сорвался с места. Почему-то запомнилось, как из-под копыт лошади летели хлопья грязи. Наверное, поднимать взгляд на поле лишний раз не хотелось.

Так как строй с места не сходил — штурмовики ударили сразу, по старым ориентирам. И не одним залпом, а двумя. Мысленно выматерился — хотел оставить последний залп мин про запас — а теперь нам стрелять больше нечем. Одна картечь для картечниц осталась.

Еще не развеялись дымы разрывов а на взгорок влетели две сотни драгун, с моего места было видно, как прыснули по другим склонам из лагеря свеев всадники и пехота. К клубам разрывов на плоской вершине взгорка добавились дымы залпов Даров. Похоже, пушки свеев нам больше не опасны.

128